Неточные совпадения
О, пусть, пусть эта страшная красавица (именно страшная, есть такие!) — эта дочь этой пышной и знатной аристократки, случайно встретясь со мной на
пароходе или где-нибудь, косится и, вздернув
нос, с презрением удивляется, как смел попасть в первое место, с нею рядом, этот скромный и плюгавый человечек с книжкой или с газетой в руках?
Веревкин дремал в своем кресле, работая
носом, как буксирный
пароход.
Когда
пароход остановился против красивого города, среди реки, тесно загроможденной судами, ощетинившейся сотнями острых мачт, к борту его подплыла большая лодка со множеством людей, подцепилась багром к спущенному трапу, и один за другим люди из лодки стали подниматься на палубу. Впереди всех быстро шел небольшой сухонький старичок, в черном длинном одеянии, с рыжей, как золото, бородкой, с птичьим
носом и зелеными глазками.
Небольшой плоскодонный
пароход, таскавший на буксире в обыкновенное время барки с дровами, был вычищен и перекрашен заново, а на
носу и в корме были устроены даже каюты из полотняных драпировок. Обитые красным сукном скамьи и ковры дополняли картину. В носовой части были помещены музыканты, а в кормовой остальная публика. До Рассыпного Камня по озеру считалось всего верст девятнадцать, но
пароход нагружался с раннего утра всевозможной «яствой и питвой», точно он готовился в кругосветную экспедицию.
Пароход валяло с
носа на корму и с боку на бок.
Предостережения не пугали нас, мы раскрашивали сонному чеканщику лицо; однажды, когда он спал пьяный, вызолотили ему
нос, он суток трое не мог вывести золото из рытвин губчатого
носа. Но каждый раз, когда нам удавалось разозлить старика, я вспоминал
пароход, маленького вятского солдата, и в душе у меня становилось мутно. Несмотря на возраст, Гоголев был все-таки так силен, что часто избивал нас, нападая врасплох; изобьет, а потом пожалуется хозяйке.
Маленький
пароход тащит против течения пустую баржу, река сносит, мотает его, он вертит
носом, как щука, и пыхтит, упрямо упираясь колесами в воду, стремительно бегущую навстречу ему.
Пароход тащил ее, точно свинью; ослабевая, буксир хлестал по воде, потом снова натягивался, роняя обильные капли, и дергал баржу за
нос.
А в другой раз в сильную качку, когда на
носу их
парохода стояла целая туча брызгов, он опять смотрел, как такой же кораблик, весь наклонившись набок, летел, как птица.
Но и они также верят в бога и также молятся, и когда
пароход пошел дальше, то молодой господин в черном сюртуке с белым воротником на шее (ни за что не сказал бы, что это священник) встал посреди людей, на
носу, и громким голосом стал молиться.
В этот же день небольшая парусная барка только-только успела вывернуться из-под
носа у
парохода.
— Все ли здеся? — спросил Илья Ефимович Кононов, стоя на
носу своего нового
парохода и сияющими глазами оглядывая толпу гостей. — Кажись, все!
День был серый; сплошь покрытое осенними тучами небо отразилось в воде реки, придав ей холодный свинцовый отблеск. Блистая свежестью окраски,
пароход плыл по одноцветному фону реки огромным, ярким пятном, и черный дым его дыхания тяжелой тучей стоял в воздухе. Белый, с розоватыми кожухами, ярко-красными колесами, он легко резал
носом холодную воду и разгонял ее к берегам, а стекла в круглых окнах бортов и в окнах рубки ярко блестели, точно улыбаясь самодовольной, торжествующей улыбкой.
Пароход стал двигаться осторожнее, из боязни наткнуться на мель… Матросы на
носу измеряли глубину реки, и в ночном воздухе отчетливо звучали их протяжные восклицания: «Ше-есть!.. Шесть с половиной! Во-осемь!.. По-од таба-ак!.. Се-мь!» В этих высоких стонущих звуках слышалось то же уныние, каким были полны темные, печальные берега и холодное небо. Но под плащом было очень тепло, и, крепко прижимаясь к любимому человеку, Вера Львовна еще глубже ощущала свое счастье.
Ей все казалось милым и дорогим: и «наш»
пароход — необыкновенно чистенький и быстрый
пароход! — и «наш» капитан — здоровенный толстяк в парусиновой паре и клеенчатом картузе, с багровым лицом, сизым
носом и звериным голосом, давно охрипшим от непогод, оранья и пьянства, — «наш» лоцман — красивый, чернобородый мужик в красной рубахе, который вертел в своей стеклянной будочке колесо штурвала, в то время как его острые, прищуренные глаза твердо и неподвижно смотрели вдаль.
Таких «огней» на паровых судах во время хода три: на фор-марсе — белый огонь, на правой стороне, у
носа судна, — зеленый огонь и на левой стороне — красный огонь.] — и «Коршуну» то и дело приходилось «расходиться огнями» со встречными
пароходами или лавирующими парусными судами и подвигаться вперед не полным, а средним или даже и малым ходом.
Пароход стоял
носом к северо-востоку, несколько под углом к берегу. Под защитой его мы спокойно высадились на берег.
Темно. Нет огней ни на палубе, ни на мачтах, ни кругом на море. На самом
носу стоит неподвижно, как статуя, часовой, но похоже на то, как будто и он спит. Кажется, что
пароход предоставлен собственной воле и идет, куда хочет.
Постоял он несколько минут, глядя взад
парохода на уходившие гористые берега, и вдруг кашлянул протяжно, в
нос, и совершенно на особый лад.
Пароход, проломивший им
нос, утекал предательски. Капитан, вместо того, чтобы воспользоваться минутой и на всех парах подойти как можно ближе к плоскому берегу, продолжал ругать в рупор утекавший
пароход, который наконец остановился, но саженях в тридцати.
Но кроме этого интереса, обычного для всех заграничных путешественников, пассажиры «Корнилова» были заинтересованы присутствием на их
пароходе «невольного путешественника» в лице красивого, статного, атлетически сложенного и щегольски одетого пассажира, ехавшего из Константинополя в сопровождении каваса русского консульства — смуглого арнаута с ястребиным
носом и необычайно длинными черными усами.